Опыт речи с сомкнутыми губами

Впервые я освоил опыт «объяснений, не разжимая рта» в советской школе на уроках истории, когда сочинил серию рассказов с зачином «О, славные рыцарские времена». Эти рассказы не про «текущую историю» ходили по партам во время объяснений, чем хорош Брестский мир, и товарищи добавляли каждый по строчке. А поскольку у нас была очень хорошая школа, для умненьких, то получился такой гипертекст, в котором главным страдающим лицом оказывались… летописцы.

Я вспомнил это только потому, что сегодня ситуация очень похожа. Летописцу снова трудно, а непредвзято регистрируемая им правда становится непроходным материалам в газетах. Многие слова из реальной жизни, например, такие как «Крым», невозможно произнести вслух, чтобы не вызвать приступы бурных эмоций, застилающих рассудок и заставляющих перейти на язык метафор. Тема «Россия и мир» вся оказывается как бы поверх гряды рифов. Одна мысль о том, что на свете еще есть семь миллиардов человек, и они каким-то образом живут без оглядок на кремлевские зубцы, правду, сертифицированную «Единой Россией», кажется многим крамольной. И если Честный летописец, который все это отметит, не сподобится при этом оказаться иностранным агентом, то рискует, что его запишут «национал-предателем». Не родится евреем, так окажется «внутренним Западом».

А вместе с тем, многое есть чего обсудить. Хотя бы вот такое, неожиданное… «Кто мы такие, и куда мы идем?» Или — «Что делать?» Желательно, никого не раздражая.

Неужели мы, русские, действительно считаем себя избранным народом? С самой правильной верой, с самым мудрым правительством, несущим человечеству одно только счастье, и с самым правильным образом жизни, который следует тиражировать, в том числе и вовне? Не напомнить ли вам, кто и когда еще считал себя таким же… арийцем?

Но, может, вы правы. Чтобы чего-то добиться, необходимо определенное воодушевление, называемое патриотизмом, и вера в «особый путь». Проблема лишь в том: если путь, то куда? Если особый, то в чем? Если добиваться, то чего?

В том смысле, что не только когда-нибудь расшириться на 400 км на Юг в курортную зону и захватить Ласточкино гнездо, — дело, безусловно, полезное! — а чего-нибудь более глобального, мессианского. Для всего человечества, раз «мы лучшие» и раз мы — его поводырь. Ведь нельзя же, исполняя Великую евразийскую миссию, добиваться неизвестно чего и покорять неизвестно какие вершины. Или просто «чижика съесть» и чтобы все при этом только обрадовались.

Для великой страны должны быть великие вершины.

У Ленина, Сталина, Хрущева такой вершиной был Коммунизм, ради достижения которого они чуть не спалили мир в финальной битве добра и зла (Карибский кризис). А вот у увальня Брежнева уже «Миру мир», «Разоружение» и «Разрядка». И мы, кстати, возможно, недооценили революционность той «застойной» брежневской элиты. А у нас какая?

И тут я должен напомнить, что вот уже лет двести с хвостиком (если исключить коммунизм, который в конце концов был признан недостижимой утопией, и то, что мирное существование стран — это просто рациональная форма международных отношений) такими общими вершинами для мировой цивилизации стали Свобода и Справедливость.

Именно те знамена, на которых иногда прямо было написано «Свобода» и «Справедливость», а иногда как-то косвенно, через права народа, через «Землю — крестьянам», «Фабрики — рабочим» и «Хлеб — парижанам», вели людей на штурм Бастилии и Зимнего дворца.

«Все это нужно помнить всегда, — писал некогда советский писатель Белинков, будучи внутри все этого процесса, — иначе нельзя понять, во имя чего совершается революция. Революция совершается во имя свободы. Во имя свободы совести, слова, печати, собраний и митингов, уличных шествий и демонстраций. Во имя полного выражения человеческой воли. Она совершается не для передачи власти из одних рук, которые все это отнимали, в другие руки, которые все это могут отнять». И они же, эти знамена, колыхались при рождении государства российского в 1991 году.

При этом страны, элиты которых потом, после революции, предлагали своим избирателям программы с увеличением, а не уменьшением свободы человека и справедливости, в мировом общественном мнении признавались цивилизованными, а страны, где эти темы обходились молчанием или демагогично забалтывались, или где понимали под этими понятиями нечто противоположное — антидемократическими, тоталитарными. Сравнения этих стран друг с другом стало принято производить в диапазоне этих понятий. Оказалось, что и Канаду, и Россию, и Северную Корею, и Сомали можно одинаково рейтинговать по соблюдению прав человека и доступу к некоррумпированному правосудию. И что это будет научно! И вроде мы, в России, с этим согласились.

Однако я должен признать, что не для всех россиян свобода отдельного человека и справедливость — равноценные понятия.

Справедливость — это вершина, а свобода — всего лишь узкая тропинка на эту вершину. При том, что многие россияне до сих пор считают, что справедливость может прекрасно обходиться без свободы, а свободу, особенно, на переходный период следует слегка притушить (в рамках этой теории действует и сегодняшняя Дума), «двушечкой», как это в частности сделано по отношению к двум известным безбашенным девушкам. И кто я такой, чтобы с этим спорить?

Но давайте обсудим: это верно на все времена или только на переходный период? Для мира или для России? И если он переходный, то когда и чем закончится такой переход?

Мы отказываемся от свободы совсем или только нормировано в рамках временных правил. Разве не нужно установить четкие границы такого отступления? Пятилетка? Две пятилетки? Сто лет?

Отдельная большая тема «Россия и Запад».

Не скроем, сегодня преобладает убеждение, что исторически обусловленная цель Запада — навредить России, возможно, расчленить ее и превратить россиян в рабов. Что Запад и Россия не могут ужиться на одной планете. Что «встраивание России в Запад грозит ей потерей исторической и геополитической субъектности». И понятно, что все это настолько серьезно, что вряд ли мы вправе бездумно и мимоходом отмахиваться от подобных подозрений.

Ибо, если такие планы есть, то они должны быть вскрыты. Раз и навсегда, со сроками и обозначением привлеченных ресурсов, как «План Барбаросса». А виновные — названы по именам и преданы Нюрнбергскому, нет, Басманному правосудию. Если же они паранойя больных людей, то таких людей, видимо, следует лечить.

Потому что иначе совсем непонятно, на что наше государство вредительски потратило двадцать лет своей жизни, кучу денег и чиновничьих человекочасов, ассоциируясь то с одной западной структурой, то с другой. Зачем обмениваемся опытом, зачем получаем Нобелевские премии, зачем мечтаем об Оскаре? Не говоря уже о том, что неясно, в чем изначально заключается «историческая субъектность России», почему она у России Ивана Грозного, топившего новгородцев в проруби, была, а у России, вступившей бы в отношения с Евросоюзом, убудет?

Все это надо обсудить. И желательно, раскрывая рот, а не только бурча в Фейсбук.

Фото: РИА Новости/Руслан Кривобок